– Как и когда вы познакомились с гольфом?
– Это было в Австрии, в Тироле, название поля не вспомню. 2013 год. Мы приехали с друзьями, встали на драйвинг-рейндж – и у меня ничего не получилось. Как такое возможно? Вот рядом стоит человек, ты на него смот­ришь, и у него все получается – мяч летит легко, плавно… Берешь клюшку в руки, и – ничего. Стало обидно. Зацепило. А когда вдруг из пятидесяти ударов у тебя один полетел, ты ликуешь: «Вау!» А что такое пятьдесят ударов? Одна тренировка, полтора часа! Но ты смотришь на людей, которые играют, они умеют, а ты нет – и в тебе просыпается дух состязания. Дальше – больше. Постепенно появляются успехи, достижения. Просыпается азарт, ты начинаешь хотеть большего.
– Когда пришли первые успехи?
– Сперва я решил с товарищами, которые уже вовсю играли на турнирах, на чемпионатах, поехать туристом в Турцию. Надо признать, эта страна (непосредственно Белек) – Мекка для гольфистов. Больше двадцати полей собраны в десяти минутах езды друг от друга. Я поехал посмотреть, поработать, условно, кэдди. Прошел в первый раз восемнадцать лунок, просто таская этот гольф-бэг на колесиках, и как результат – боль в коленях, жуткая усталость. Чтобы было понятно, пройти восемнадцать лунок – это от семи до десяти километров без учета рельефа, потому что бывают горные поля, а бывают степные. А мне тогда было сильно меньше лет. Вроде нестарый, полон сил, а прошел поле, даже не играл – и полностью разбит. «Ну как в этом возрасте у меня может не получаться?» – думал я. А поскольку инфраструктура в Белеке очень развита, я начал с рядовым тренером отрабатывать удары. Потом попросил моего друга-шотландца Стивена Дандаса, тренера по гольфу, порекомендовать мне двух тренеров в разных регионах. Надо понимать, что и в то время, и сейчас хороший тренер по гольфу, гольф-про – большая редкость. Это не как с теннисом: «Хочу научиться» – и пошел в любую детско-юношескую спортивную школу. Есть определенного рода сложности, когда ищешь наставника. Мне нашли двух – в Москве и на Кипре. Эти тренеры стали моими друзьями. И я начал заниматься: подъем в четыре утра – и бегом, потому что хотелось все познать…
– С четырех утра – и до скольких?
– В зависимости от расписания тренера. Примерно половину дня.
– И в таком режиме вы играли четыре года?
– Да, где-то четыре-пять лет без остановки.
– У вас была задача достичь каких-то результатов?
– Вы же знаете, чем больше и качественнее играешь, тем ниже цифра твоего гандикапа.
– Какой он у вас?
– Сейчас невозможно сказать, потому что я несколько лет не играл.
– А тогда?
– Доигрывал до 13, даже до 12, по-моему. То есть результаты были, хотелось двигаться дальше, нужно было посвящать этому больше времени, но у всех же есть еще личная и профессио­нальная жизнь. Опять же, параллельно создали Федерацию гольфа, которой уже восемь лет. Это, кстати, знаменитая история, как появилось поле в Челябинске.
– Расскажете?
– Поехали с друзьями в Екатеринбург, по­играть в гольф…
– Pine Creek?
– Да. На Шершнях же не было ничего, даже идеи. Играем. Звонит Александр Анатольевич Фёдоров, Царствие ему Небесное: «Вы где? Сейчас приеду».
– А он к тому времени уже был увлечен гольфом?
– Конечно, и глубоко! Это один из отцов-­основателей Федерации гольфа. Благодаря ему и появилось поле. Вот цепочка событий: приезжает Фёдоров, играем, перерыв на обед. К нам присоединяется Константин Иванович Струков: «Слушайте, сейчас вроде как губернатор должен подъехать». – «Прекрасно». Сели за стол. Фёдоров говорит: «Почему в Екатеринбурге есть чемпионское поле, а в Челябинске нет? Давайте построим». – «Давайте». – «По рукам?» – «По рукам!» – «А где будем строить?» – «Шершни». Стечение обстоятельств. История примитивна и проста: увиделись – и поле появилось. Равно как и Федерация. Я говорю: «А что останется? Давайте сделаем Федерацию». Раздали SNAG-гольф. Тогда было четырнадцать школ, сейчас уже больше, двадцать две школы ввели уроки гольфа. Сотни детей занимаются! Создали секцию при спортивной школе по теннису имени Бориса Маниона. Подарили Дому пионеров симулятор, зимой дети тренируются, отрабатывают удары.

– Со стороны кажется, что гольф – игра не для детей, в ней недостаточно движения и драйва. Или вы не согласны?
– Гольф подходит для всех возрастов. Начинать учиться можно с пяти лет, а играть – до самого преклонного возраста. В этом смысле гольф уникален: люди, еле шевелясь, и в восемьдесят, и в девяносто лет играют – я такие примеры встречал в своей жизни. Это очень социальный и семейный вид спорта – подтягивают детей, внуков, правнуков.
– А что для вас гольф? Это больше спорт или медитация?
– В разные периоды по-разному. Сначала это была какая-то фанатичная история, я просто влюбился. Не представлял себя без гольфа: думал, умру, если гольфа в моей жизни не станет или, не дай Бог, я травмируюсь и не смогу играть. Просто до безумия. Четыре года сума­сшедшей игры на полях всего мира. Я объездил сто двадцать полей. В среднем гольфист-­любитель за всю свою гольф-жизнь (если мерить по англичанам – около сорока лет) проходит двадцать полей. А я за четыре года прошел сто двадцать! Это была любовь, о которой я до сих пор не жалею. Ни одного дня, ни одной минуты. Совершенно фантастическое время.
– Почему оно закончилось?
– Трудно объяснить. Пандемия. Когда пришел коронавирус, стало страшно выходить на поле. До этого, чуть раньше, какие-то жизненные обстоятельства… Я не ушел из гольфа, просто пока работа и другие задачи взяли верх. Я поставил гольф на паузу. Но он не ушел из моей жизни. Я знаю, что стоит только взять клюшку в руки и я снова заболею им.
– Как-то в интервью вы сказали о позитивном мышлении… Это ведь часть философии гольфа?
– Да, технология мышления и вопрос эмоций очень важны в гольфе. Боб Ротелла, спортивный психолог, во главу угла ставит мысль: «Главное – это мечта». Он в большей степени говорит про профессионалов, людей, которые зарабатывают на игре, живут этим, у которых, кроме гольфа, в жизни ничего нет. Но технология мышления, технология контроля эмоций – должны быть. Очень много разных чувств. Один день ты идешь и абсолютно восхитительно играешь, не можешь в это поверить и думаешь: «Вау, это я?!» И как только это происходит, у тебя в секунду ломается вся игра.
Или так: идут два любителя. Погода + 30. Один говорит: «Задолбали эта жара, это солнце… Долбаная трава, так все надоело, мячи, руки в мозолях, кости болят». А другой рядом: «Какая прекрасная погода, солнышко, травка зеленая, воздух чистый, птички поют! все хорошо, и перчаточка у меня новая». Понимаете? Два человека совершенно по-разному видят одинаковые обстоятельства.

– Один и тот же человек сегодня может видеть так, а завтра – по-другому.
– У меня сейчас популярно суждение, ко всему подходит – смотря как к этому относиться. Вот задаешь себе вопрос: «Почему вчера ровно на этом же месте, ровно в это же время, при прочих равных погодных условиях ты играл восхитительно, а сегодня – из рук вон плохо? Что такое? Один и тот же удар, на одной и той же лунке».
– Вы нашли ответ?
– Нет. Поэтому сегодня и нет ни одного побежденного поля, никто еще в мире, по статистике, не прошел восемнадцать лунок, победив каждую из них.
– Серьезно?
– Да. Нет такого опыта мирового. Не знаю, может, мне неизвестно, но кого бы я ни спрашивал, отвечают: нет. Нет ни одного чемпиона мира, который бы прошел поле, сыграв в каждой лунке минус один относительно количества ударов.
– Как вы думаете, есть будущее у гольфа в России?
– Конечно есть. И общество уже создано, и оно развивается. И когда ты видишь детей, которые занимаются, ты понимаешь, что мы все правильно делаем.
– Их пока немного, этих детей.
– Относительно футбола, конечно, немного. Относительно баскетбола, шахмат, всего, что строили с советских времен. Но гольф в России развивается. Денис Жеребко, один из первых гольфистов, был вице-президентом Ассоциации гольфа России, Света Афанасьева – тоже наш гольф-про. По сути, они первые ребятишки, которые в десять-двенадцать лет начали играть гольф «во дворе», когда построили первое московское поле.
– Это когда было?
– В восьмидесятых. Гольфу в нашей стране не больше сорока лет. Это еще молодой вид спорта относительно футбола или хоккея.
– А гольф научил вас сохранять спокойствие?
– Вообще, я очень нетерпеливый человек. Мне никогда не давался бильярд, как моему папе, Царствие ему Небесное, и в этом смысле… Гольф – это же игра этикета, игра правил поведения, субординации, формы одежды. и, безусловно, когда у тебя что-то категорически получается или не получается, эмоции зашкаливают. Видеоэпизодов, когда кидают клюшку в воду или ломают, множество.
– И вы кидали?
– И я кидал, конечно. И все эмоции, которые нормальный человек испытывает, испытывал, и какие-то легкие травмы были. И много разных шкодных ситуаций… Каждый раз, когда на какое-то поле ездил играть по миру, мой тренер Дени организовывал поездку вместе со мной. И мы шутя называли его нянькой. Просто я настолько был сосредоточен на своей игре (а там же много деталей – дюжина клюшек, мячи, перчатки), что всегда везде все оставлял, в том числе телефоны… А Дени ходил за мной и все подбирал. Смешно было: «О, а где вот это?» А Дени из кармана достает. В общем, поездили мы круто. Хорошие, светлые воспоминания остались.
– Как вы учились не нервничать, контролировать себя? Вы же научились этому?
– Научился. Но поначалу случались моменты, когда хотелось все бросить: «Чтоб я еще хоть раз в жизни дотронулся до этих клюшек! Столько нервов…» Потом остываешь, выдыхаешь. Или вот один из частых эпизодов: впереди река, которую надо перебить, и ты уже идешь в турнире, мяч на фервее десять метров плюс вода еще тридцать. И ты с седьмого раза, с десятого не можешь перебить. Тренер, который стоит рядом, поворачивает тебя на 180 градусов: «Бей в обратную сторону или вбок». И ты выбиваешь шикарный удар. Потом снова поворачиваешься – и все мячи в воду один за другим. Психологический эффект.
На драйвинг-рейндж выходишь, думаешь: «Блин, почему же вот на рейндже, или на чипе, или на патте ты все делаешь великолепно, а когда выходишь на поле, ничего не получается?»
Гольф – одна из немногих игр, где ты играешь против себя. Да, поле, его сложность, безусловно, против тебя. Но не это самое сложное. Сложнее всего сыграть против своего характера. Против своих сил, чувств, эмоций… В гольфе ты играешь сам с собой.

– А что вам больше нравилось в игре – когда мяч лежит идеально и можно хорошо бить или, наоборот, когда нужно думать, как сделать так, чтобы удар получился классным из неудобной ситуации?
– Конечно, самый большой кайф – это когда удар получается классным из самой неудобной ситуации. Тут и элемент везения, и опыт. Вначале у тебя во многом все наудачу, потому что бьешь и не понимаешь, что делаешь. И вдруг у тебя получается – сперва на уровне рефлексов, ты просто чувствуешь полет мяча где-то на кончиках пальцев. Не видишь, но чувствуешь – ушами, глазами, ногами, запахом травы, ветром. И это еще на 90 % везение. А когда приходит опыт, ты стоишь на грине, делаешь удар и чувствуешь, что все сделал правильно. И когда это осознанные действия твоих собственных рук, ног, головы, когда это именно тобой наработанное мастерство и только лишь на 10 % – везение, это особый кайф! Совершенно другое ощущение полета мяча, того, как он катится по траве. Для меня стало большим откровением, когда однажды на поле я, сделав короткий патт, увидел, как мяч скатывается вправо на абсолютно ровном грине. Товарищ, более опытный на тот момент, объяснил: «Все дело в том, что трава растет на океан, тянется к воде, поэтому мяч и уходит в сторону». Когда ты играешь на море, около реки, это нужно учитывать. Как и ветер. В горах на большей высоте мяч летит совершенно по-другому – дальше, потому что воздух разреженный. Когда жарко, мяч летит быстрее…
– А где вам больше всего понравилось?
– Все относительно. Сложно сказать где. На родном поле в Pine Creek, которое ты каждый день проходил и каждый день играл его по-новому, каждый раз как в первый раз? Или в Шотландии, которая, как все знают, родина гольфа? Сент-Эндрюс – любимое, очень чувственное поле. Там каждая лунка – музей. С каждой связана история того или иного чемпиона-легенды. Вот здесь Бобби Джонс сделал такой-то удар… Ты идешь и думаешь: «Вау, твой кумир здесь, столько-то лет назад…» Чтобы поиграть на этом поле, очередь расписана на несколько месяцев вперед. Передо мной было 150 человек. Шансов нет. И я буквально ходил, уговаривал: «Пожалуйста, можно?.. Я добирался столько времени». Завернул 150 фунтов в трубочку, скоррумпировал человека, хотя у них так не принято, и мне пообещали ночное время, если члены клуба (а их называют «вперед ногами», потому что членство невозможно купить – место освободится, только когда черную ленточку повесят на фотографию) не явятся, что маловероятно. И я попал в этот флайт. Играл с двумя членами клуба и мужчиной, который за год записывался. Трясущимися руками позвонил Стивену: «Что мне делать? Я боюсь страшно». Он говорит: «Бей на мост». – «Хорошо». Потом позвонил Виктору Борисовичу, он: «Иди и получай удовольствие, играй». В общем, да, это было незабываемо! Я много играл великих полей, могу их бесконечно перечислять.

– А в России какое поле вас больше всего цепляет?
– Самое любимое – это, конечно, «Пестово». Если Pine Creek, повторюсь, домашнее поле, поле каждого дня, то «Пестово» для меня – то, каким и должен быть клубный дом. Я считаю, что это один из лучших клаб-хаусов в мире. Несмотря на то что полю там уже больше шестнадцати лет, оно в невероятном состоянии, потрясающей длины. Там лучший этикет, сервис, кухня. Какое еще поле нравится? Даже не знаю… Понимаете, гольф в России начали не с того: несколько десятилетий назад у предпринимателей появились первые деньги, и каждый захотел иметь по своему гольф-полю. Но индустрия начинается со дворов, со школьных площадок… Спросите любого англичанина: «С чего начинался твой гольф?» Он начинался со двора, так же, как у нас начинается футбол, и он очень доступен. У нас гольфу тридцать с небольшим лет, а там – сотни. Поэтому там он повсеместно. Вообще, то, что поле появилось в Челябинске, – это настоящее чудо. Потому что бремя, которое взял на себя Константин Иванович Струков, – пожизненное, а это колоссальные затраты. При этом они никогда не окупятся. Поэтому я убежден, что в ближайшие двадцать-тридцать лет этот подвиг никто не повторит. Миллион долларов стоит одну только лунку построить! И примерно столько же ежегодно нужно тратить на содержание. То есть ты просто берешь и закапываешь деньги в траву. А потом двести лет каждый день ее стрижешь – ничего сложного.
– Федерация – это же некоммерческая организация? Живет за счет спонсоров, и это очень зыбко – спонсоры в какой-то момент могут перестать давать деньги.
– Перестанут, и тогда Федерации конец. Мы все это понимаем, потому и поддерживаем – всем миром по нитке. Пока Фёдоров был жив, он тоже помогал.
– Мне кажется, с его уходом ушла душа, что-то, что привязывало всех к гольфу, что туда всех влекло…
– Для меня это очень дорогой человек и большая потеря, целая эпоха закончилась с его уходом. Так много эпизодов, связанных не только с гольфом… Надо знать Фёдорова. Мы называем его глыбой. «Ты что, спишь, что ли?!» – только он мог сказать так кому угодно, невзирая на заслуги и ранги: «Ну-ка, поднимайся, поехали!» И неважно, рыбалка это, охота или гольф… Инициативный был человек. Добрейший, без всяких но. С очень большим сердцем. Жесткий снаружи, но невероятно мягкий внутри. Федерация, между прочим, так и начиналась. Я к нему пришел: «Александр Анатольевич, давай будем популяризировать гольф, детей учить!» Он же меня сперва развернул с этой идеей – бескомпромиссно и безоговорочно. Но прошло несколько дней – звонит: «Давай своих юристов, учреждаем». И все сделали дружно, втроем – Фёдоров, Струков и я. Конечно, каждый понимал, что это социальная нагрузка.
– Какие задачи вы ставите сейчас перед Федерацией и перед собой лично?
– Первое, как я уже сказал, – надо убеждать людей (детей, родителей, всех), что гольф – это доступно. Надо увеличивать количество тренирующихся, играющих детей. От общеобразовательной школы переходить в дальнейшее образование, чтобы гольф присутствовал как в среднем, так и в высшем звене, был поддержан университетами. Надо расширять зону присутствия гольфа в массах. Конечно, надо, чтобы на всех муниципальных уровнях это подхватывали. Власть нужна в помощь. Мало воспитать двух-трех гольфистов – нужно создать общество…

– Давайте честно. Все причастные говорят, что гольф – это игра, не требующая много денег. Но цена часа тренировки – пять тысяч рублей, не каждая семья такое потянет. Да и времени гольф требует немало, а время, как известно, – тоже деньги.
– Мы поддерживаем талантливых детей, до восемнадцати лет они занимаются бесплатно. И клюшки им покупаем. Это не проблема, лишь бы играли. Вы должны понимать, что и фигурное катание, и хоккей стоят немало. И, как любой вид спорта, отнимают колоссальное количество времени. Для сравнения: одна детская хоккейная клюшка стоит 30 тысяч рублей. А ребенок может ее сломать за две-три тренировки. Плюс коньки – 70–80 тысяч рублей, сама форма – 100–150 тысяч. В то время как комплект инвентаря для гольфа стоит от 40 тысяч (китайский, но вполне качественный, ребенку – самое то) до 100 тысяч. А одеть юного гольфиста – купить брюки и поло – совсем не проблема. И самый важный фактор – в хоккее есть «гонка вооружений». Родители будут тратить деньги на подкатки два-три раза в неделю (каждая 1 500–2 000 рублей), на форму, турниры, допзатраты… В среднем на содержание спортсмена-хоккеиста потребуется 300–400 тысяч в год, а на гольфиста – в три раза меньше.
– Каким вы видите будущее гольфа у нас? Если сравнивать Федерацию гольфа Челябинской области с другими в России.
– Гольф завоюет популярность. Просто нужно время. И побольше таких людей, как Виктор Борисович, Александр Анатольевич и Константин Иванович, которые, полюбив гольф, посвящают ему столько времени и сил… Пропагандистская машина работает эффективно, когда в ней задействованы первые лица. Я убежден: гольф станет массовым, когда они возьмут в руки клюшки. Пропаганда, методология, привлечение спонсоров, телевидения – все эти инструменты Ассоциация гольфа уже использует. Только время и активно заряженные гольфом люди смогут переломить ситуацию.
– Что пожелаете начинающим гольфистам?
– Терпения. Любви. Помните, я цитировал Боба Ротеллу: «Главное – это мечта». Если у начинающего гольфиста появится мечта, он сможет выработать алгоритм действий, которые приведут его к ее исполнению. Что делать после – объясняется в книге Ротеллы. Потому что большая проблема в гольф-про такова – человек, достигая высот, растерян: «Все, я великий. И что теперь?» Это хорошо описывается. Но, согласитесь, намного круче дать ответ самому.